При отступлении испуганные лошади опрокинули в придорожную канаву разбитый ящик с патронами. В спешке никто их не подобрал. И только через неделю, срезая для козы траву, наткнулся на них Гришка. Он вытряхнул козий корм. Навалил в сумку много патронных пачек, принес домой и похвалился:

Вот, мама! Нашел! Блестящие, новенькие. Я сейчас побегу, принесу еще кучу.

Но мать быстро закрыла огонь в печке и на Гришку закричала:

Умный ты, Гришка, или полоумный? Тащи сейчас же этот страх и утопи в пруду или в речке. Быстро, или я деда позову!

Вздохнул Гришка: как тут будешь спорить? Взвалил сумку на плечо и понес из хаты.

Но патроны в речку не кинул. Оставил себе три пачки, остальные свалил в кустах, за огородом, накрыл соломой и засыпал сухими листьями.

Утром дед Семен вошел в хату, бросил топор, сел на лавку, распахнул окно, закурил, задымил и сказал:

Беда, Ганна! Сдается мне, что либо махновцы, либо казаки опять близко. Стою я у колодца и слышу, как за речкой громко да тяжко бомба раза два на лугах грохнула.

Тогда мать кинулась в чулан, проворно собрала одежду, что получше: платок с бахромой, платье, серые дедовы шаровары, розовую Гришкину рубаху. Связала все в узел и спрятала в хлеве, под сухим свиным корытом.

Но махновцы были тут ни при чем.

Вернулся Гришка с речки только к вечеру. Принес он одного карасика, двух ершей да плотичку. Хмуро повесил эту рыбу на гвоздь, чтобы не сожрала кошка, и, не похвалившись уловом и даже не спросив обедать, боком-боком направился было спать на сеновал к деду.

Но мать сразу заметила, что рука у него обмотана тряпкой, глаза виноватые, а лицо унылое. И в тревоге спросила:

Это что у тебя с рукой, Гришка? Опять патроны?

Нет, у костра обжег, когда пек картошку. Ты мне смажь да завяжи покрепче, мама.

Тогда мать уверенно сказала:

Ой, врешь, Гришка!

Но руку ему салом смазала, приложила свежий лопух и чистым лоскутом завязала.

Потом она вышла и села у крылечка.

Большая кругом лежала земля. Большая ходила по дорогам война. Вот тут-то, на войне, и стояла серая с белой трубой хата, где жила мать и ее сын Гришка.

На другой вечер пронесся по улице топот, стук и гром.

Просунулась в дверь винтовка, за ней бородатый казак. Стукнул он прикладом об пол и приказал:

А подать сюда хорошей еды и самого холодного молока крынку!

Испугался Гришка, вынул патрон из кармана и незаметно кинул его за окошко. Да вот беда! Упал патрон прямо другому казаку под ноги. Поднял казак патрон, отнес в хату и показал его старшо́му.

Отодвинул пустую крынку старшой. Расстегнул ворот, распустил пояс и объявил:

Не иначе, как здесь оружейный склад. Обыщите вы все сараи и погреба, да и сундуки тоже. А кто тут есть в доме хозяин - посадите его под замок в амбар.

И посадили старого деда Семена в амбар. Вышла во двор Гришкина мать, заплакала, заругала Гришку:

Чтоб ты пропал со своими патронами! Беги, расскажи про беду дяде Егору.

Плохи дела! - сказал Гришке дядя Егор. - Надо выручать старика, а как - не знаю. Пойди узнай, много ли казаков и думают ли они остановиться на ночевку, а я подожду тебя у речки.

Пошел Гришка считать казаков. Но казаки не стоят на месте, а взад-вперед по селу шмыгают. И очень просто одного казака за двоих сосчитать можно. И стал тогда Гришка считать по дворам казачьих коней. Насчитал двадцать три, хотел бежать к дяде Егору - вдруг за кустами раздался выстрел.

Тут выбегает казак, ведет под уздцы коня и кричит:

Сюда, сюда! Здесь красные близко.

Что ты городишь, баранья голова? - спросил старшой. - Это наш конь.

Нет, это их конь, - отвечал казак. - Сейчас я сбил с этого коня одного партизана.

Пока они дивились, выбегает еще казак - сапоги в руках, волосы мокрые - и давай ругаться:

Ах, такие-сякие, кто моего жеребца увел?

Да разве же это твой?

А то чей же? Или у вас глаза ослепли?

Собрались тогда все казаки в кучу и стали разбирать: как же оно такое вышло?

А вышло вот как. Привязал казак коня, а сам кустами по круче полез к речке купаться. А в кустах дядя Егор сидел и ждал Гришку. Увидел Егор коня без хозяина: «Дай, - думает, - вскочу и помчусь за помощью в лес, к партизанам». Только вскочил на коня, вдруг - хлоп! - ударил сбоку выстрел. Слетел под обрыв дядя Егор и задал скорей ходу назад, в деревню. Пуля только ремень порвала.

Пробрался дядя Егор к амбару и слышит, как дед Семен через стену часового ругает. И так он его стыдит - и жуликом зовет, и разбойником бранит. Рассердился часовой, прислонил винтовку к стене, а сам по лестнице забрался к чердаку и давай тоже деда ругать через окошко.

Вылез тогда дядя Егор, открыл затвор и все пять патронов из казачьей винтовки вынул. «Сейчас, - думает он, - ты слезешь, и я тебя из-за угла тихо возьму, голубчика». И только отпрыгнул дядя Егор за угол, как опять наткнулся на другого казака.

Ты что здесь прыгаешь? - спросил казак. - Или ты не знаешь приказа по домам сидеть, а по задворкам не шляться?

Отвел он Егора к старшому, и тот приказал:

А заприте этого прыгуна к старику в соседи.

Заперли и дядю Егора в амбар.

Не нашел Гришка Егора у речки. Когда вернулся, уже совсем темнело.

Чтоб ты провалился со своими патронами! - еще горше заплакала мать. - Посадили теперь под замок и дядю Егора.

И стало тогда Гришке так жалко деда Семена и дядю Егора, что потекли по его щекам сначала две слезы, потом еще четыре. Но вздохнул он, перестал плакать и молча скрылся.

Подполз он от огорода к амбару. Лежит в крапиве и тихонько шепчет.

Дядя Егор, дед Семен! Вы разгребайте руками под бревнами дыру, а я отсюда лопатой копать буду.

Но казак, что за плетнем дверь караулил, уши, как волк, расставил и шум услышал.

Стой! - крикнул он. - Кто идет?

Гришка - бежать. Хлопнул часовой раз, хлопнул курком два, а выстрела-то и нету.

Прибежал старшой и стал ругаться:

Ты зачем, баранья голова, на посту с незаряженной винтовкой ходишь?

Неправда! - заорал казак, - Только что заложил я в коробку четыре патрона, пятый загнал в ствол и свернул предохранитель. Вот она, в ногах лежит, от патронов пустая обойма.

Поднял старшой обойму. Подошли тут еще казаки, сбились кучей и стали думать: «Как же оно так вышло?»

Сидела мать у окна и горько плакала. Вдруг просунулась в окно, вся в репьях, лохматая Гришкина голова.

Ты откуда? - воскликнула мать.

Дай спички!

Дай! - настойчиво повторил Гришка и, схватив с подоконника коробок, скрылся.

И вовремя. Вошел из сеней казак, оглянулся и спросил:

Ты с кем это, баба, сейчас разговаривала?

Да так, сама с собой, - отвечала мать, испугавшаяся за Гришку.

Удивился казак и позвал старшого. Удивился старшой и сказал:

Чудны дела, казаки! Люди сами с собой разговаривают. Убитые исчезают. Заряженные винтовки не стреляют.

И тогда покосились казаки на темные окна. И каждый подумал: «А не лучше ли отсюда на ночь убраться к своему полку поближе?»

Но тут грянул в темноте выстрел. И пошел огонь, пошла канонада.

Красные!

Окружают!

Повскакали казаки в седла, и только окна зазвенели от конского топота.

…А когда все стихло, осторожно просунулась в хату голова Гришки:

Никого, мама?

Никого, Гришка.

Пойдем открывать амбар, мама!

Погоди, Гришка. Пусть отопрут сами товарищи.

Какие товарищи?

Красные! Каких ждали!

Переходили мы в то время речку Гайчура. Сама по себе речка эта - не особенная, так себе, только-только двум лодкам разъехаться. А знаменита эта речка была потому, что протекала она через махновскую республику, то есть, поверите, куда возле нее ни сунься - либо костры горят, а под кострами котлы со всякой гусятиной-поросятиной, либо атаман какой заседает, либо просто висит на дубу человек, а что за человек, за что его порешили - за провинность какую-либо, просто ли для чужого устрашения, - это неизвестно. Читать...

На днях я прочитал в газете извещение о смерти Якова Берсенева. Я давно уже потерял его из виду, и, просмотрев газету, я был удивлен не столько тем, что он умер, сколько тем, как еще он смог прожить до сих пор, имея не менее шести ран - сломанные ребра и совершенно отбитые прикладами легкие. Читать...

Наш взвод занимал небольшое кладбище у самого края деревни. Петлюровцы крепко засели на опушке противоположной рощи. За каменной стеной решетчатой ограды мы были мало уязвимы для пулеметов противника. До полудня мы перестреливались довольно жарко, но после обеда стрельба утихла. Читать...

В караульном помещении тихо. Красноармейцы очередной смены, рассевшись вокруг стола, разговаривают так, чтобы не мешать отдыху только что сменившихся товарищей. Но разговор не клеится, ибо мерное тиканье маятника нагоняет сон, и глаза против воли слипаются. Читать...

Я только что сел за поданный доброй хозяйкой ломоть горячего хлеба с молоком, как в дверь с шумом ворвался подчасок и крикнул... Читать...

Кажется, у Немировича-Данченко есть такая картинка: приводят пленного японца. Пока то да сё, попросил он у солдата умыться. Ополоснул голову из котелка и стал ее намыливать. Долго намыливал, фырчал, растирая лицо, смыл мыло, зачерпнул еще котелок воды, начал зубы полоскать и грудь холодной водой окатывать. Читать...

У костра на отдыхе после большого перехода заспорили красноармейцы. Читать...

Кольке было семь лет, Нюрке - восемь. А Ваське и вовсе шесть. Читать...

Отец запаздывал, и за стол к ужину сели трое: босой парень Ефимка, его маленькая сестренка Валька и семилетний братишка по прозванию Николашка-баловашка. Читать...

Мне тогда было тридцать два года. Марусе двадцать девять, а дочери нашей Светлане шесть с половиной. Только в конце лета я получил отпуск, и на последний теплый месяц мы сняли под Москвой дачу. Читать...

Жил человек в лесу возле Синих гор. Он много работал, а работы не убавлялось, и ему нельзя было уехать домой в отпуск. Читать...

Моя мать училась и работала на большом новом заводе, вокруг которого раскинулись дремучие леса. Читать...

Жил на селе одинокий старик. Был он слаб, плел корзины, подшивал валенки, сторожил от мальчишек колхозный сад и тем зарабатывал свой хлеб. Читать...

У красноармейца Василия Крюкова была ранена лошадь, и его нагоняли белые казаки. Он, конечно, мог бы застрелиться, но ему этого не захотелось. Он отшвырнул пустую винтовку, отстегнул саблю, сунул наган за пазуху и, повернув ослабелого коня, поехал казакам навстречу. Читать...

Шпион перебрался через болото, надел красноармейскую форму и вышел на дорогу. Девочка собирала во ржи васильки. Она подошла и попросила ножик, чтобы обровнять стебли букета.

О рассказах Аркадия Гайдара

Совершенно необязательно ежедневно спасать мир или совершать иные подвиги, достаточно учиться у своего кумира различать добро и зло, защищать правду, во что бы то ни стало. В наше время детвора внимательно следит за приключениями иностранных мультяшных героев, по велению судьбы наделенных той или иной суперсилой. Точно так же советские мальчики и девчонки с упоением перечитывали истории о доблестных похождениях наших отечественных героев. Только сила их была реальной и заключалась в преданности и горячей любви к своей родине. «Отцом» многих таких героев стал детский писатель Аркадий Гайдар.

Главное отличие рассказов Гайдара в том, что его героями были дети. И для советских ребят того же возраста Мальчиш-Кибальчиш и Тимур были настоящими супергероями! Они были честными, бескорыстными и верными. А их враги, как положено, - врали и предавали. Непростым было и время, которое описывает писатель: революция и война заставляли многих взрослых уходить на фронт, а «за старших» оставались самые добросовестные малыши. Вот и получалось, что детям-героям приходилось решать совсем не детские проблемы и избавлять от злодеев не только слабых и беззащитных в округе, но порой спасать от предателей всю страну!

Но кем же должен быть автор, чтобы описывать подобные события, причем описывать так, чтобы это было понятно и близко самым маленьким читателям? Оказывается, в детстве Аркадий Гайдар (вернее, тогда просто Аркаша Голиков) видел все тяготы военной жизни своими глазами. Мечтать о подвигах он начал еще во время Первой Мировой войны, когда пытался убежать вслед за отцом на фронт. К счастью, будущему писателю сделать этого не позволили, и ему пришлось подождать хотя бы до 14 лет, чтобы записаться в ряды Красной Армии. Подростковые годы писателя, годы самых сильных впечатлений, прошли на фронте, вдалеке от дома и семьи. В 15 лет он стал помощником командира взвода, в 16 - командиром полка, в 17 - самым молодым командиром батальона в действующей армии. Во время службы в далекой Хакассии он получил свое прозвище «Гайдар», что в переводе означает «всадник, который скачет впереди».

После боевой контузии Аркадию Гайдару пришлось отказаться от военной карьеры, и он начинает писать первые рассказы и повести - о революции, гражданской войне, пропитанные героизмом, идеалами чести, смелости, дружбы. Отдельная категория произведений посвящена сыну Тимуру. «Голубая Чашка», «Чук и Гек», и, конечно, «Тимур и его команда» - самые значительные работы писателя, содержащие мораль, напутственное слово собственным детям и детям всей Советской Земли.